Жарким июльским вечером я двигался по пустой сельской дороге. Моя чёрная Волга ровно тарахтела мотором, радуясь свежезалитому маслу.. Спасибо тестю, достал последнее, что оставалось в райцентре.

Причин для беспокойства не было, наоборот, хотелось поскорее вернуться в родной городок, завалиться спать. Закат алыми лучами осветил лес за речкой, а с другой стороны шоссе виднелись мужики, косившие скотине траву. Живописная, достойная творчества Шишкина, картина.

Слегка удивился я молодой девушке в ночнушке, с длинными чёрными волосами, стоявшей на обочине в тени уходящего солнца. Она так пристально посмотрела на меня, что я зачем-то остановился. Почему? Не знаю. Но после того, как это сделал, она медленно, потупив взгляд, побрела ко мне. Кто это? Что ей надо? Какого чёрта, в конце концов, я тут вообще делаю?

Хлопнула дверь, скрипнул задний диван.

– Не закрыла, – сам не свой, сказал ей я.

Раздался сильный хлопок, в салонное зеркало увидел пару недобрых карих глаз, через отражение встретившихся с моими.

– Куда тебе, красавица?

– А сам-то далеко едешь? – она медленно, с тоской проговорила и отвернулась в сторону, рассматривая потолок в чёрную крапинку.

– Ну, в Селезнёвку, например.

– Высади в Трещевке.

«Странно», – подумал я. «А почему до сих пор не спрошу насчёт её вида? Вообще, насколько это уместно? Да что в Трещевке-то она забыла? Там как в войну сожгли всё, так и осталось 2 дома целых».

Машина поскрипывала рессорами на грейдере. Трещевка располагалась чуть в стороне от шоссе, но раз согласился везти, то выбора не было. Пяток-другой километров судьбы не решат, бензина много не сожгу. Если не думать о плохом, то что она может сделать? Дура какая-то, может, с головой тю-тю, сбежала из Ленковского «весёлого дома», оттуда часто бегают психи, а потом их милиция по полям ищет. Отвезу, высажу на въезде, да поеду дальше домой.

Закатные сумерки – самое противное время. Уже плохо видно, а фары ещё не помогают, светловато для них. Аккуратно приближаюсь к глухой деревне, первые дома встречают меня чёрными глазницами разбитых окон, а напротив вообще пепелище старое. Заросло бурьяном. Торможу в пол, но не успел обернуться, как она выскочила и побежала к одной из покосившихся хибар. Да уж, правда, больная. Но почему-то уезжать я не стал.

Подождав, пока она зайдёт в пустой дверной проём, сам не знаю зачем, я поплёлся осторожно за ней. Шиповник за забором моментально порвал новую куртку, а дикая яблоня над окном ткнула мне в глаз. Внутри признаков жизни не было. Набравшись смелости, зашёл, стараясь, как можно сильнее шуметь, и зажёг фонарик.

Среди разбросанных тряпок, порванных книг, на кровати со сломанной ножкой и гнилым матрасом сидел, прислонившись к изголовью, скелет в истлевшей одежде. Его обнимал другой, в той же самой ночнушке, что и на моей попутчице. Волосы встали дыбом, голову словно обхватили раскалённые клещи. Ноги перестали меня держать, и я буквально ползком добрался до машины.

Хорошо, что дома никого не было: жуткий озноб свалил меня в эту ночь, я кричал, звал на помощь, промочив постель насквозь холодным потом.

Доброе деревенское утро вернуло меня к жизни. Я решил принять душ, смыв свои ночные страхи. Однако зайдя в ванную, я закричал от ужаса. Из зеркала на меня смотрел морщинистый старик с седой головой. Мозг даже не сразу осознал, что это 35-летнй я…